Дон Кихот не будет в жерновах
Те, кто знал Сергея Ивановича, отмечают, что в нем не было ни злобы, ни ненависти, даже к тем, кто послужил причиной его мук. Глуск хранит память почетного земляка достойно. Праздник удался - в нем приняли участие и приехавшие отовсюду именитые глусчане, и районные руководители. Председатель Глусского райисполкома Николай Дедюля написал в предисловии к небольшому сборнику поэта, изданному к юбилею, что только сильный духом человек, такой как Сергей Иванович, мог после таких жизненных испытаний сохранить в своей душе веру в людей и доброту. В празднованиях приняли участие и коллеги-писатели. Приехали и родственники поэта. Валентину Михайловну, жену Сергея Ивановича, некоторые сравнивают с "декабристками" - столько пришлось пережить этой хрупкой, красивой женщине. В свое время воспоминания Сергея Граховского, его трилогия "Такiя сiнiя снягi", "Зона маўчання", "З воўчым бiлетам", книга стихотворений и повестей "Споведзь" активно читались, обсуждались... Что ж, нашим литераторам не нужно искать, чем поразить публику, достаточно просто пожить на этой земле, и впечатляющие сюжеты предоставит сама жизнь. Киностудию "Беларусьфильм" когда-то в шутку называли "Партизанфильмом" - уж больно часто снимались фильмы соответствующей тематики. В отношении отечественной литературы звучало, что именно книги о последней войне могут принести ей славу среди иных литератур. Теперь добавилась еще одна "эксклюзивная" тема - Чернобыль. Да тема репрессий, которые пережила наша духовная элита. Слышала искренний совет иностранцев: "Пишите про это... Это - ваше, миру это интересно". Господи, неужели мы никогда не вырвемся из проклятого круга катастроф и потрясений? Мир устал от созерцания своего собственного уродства. И все же книги о бедствиях, пережитых народом, о катастрофах сознания поколений по-прежнему вершина литературы. Дочь как-то писала Гете: "Были в театре. Удалось поплакать". В смысле - спектакль был хорош. Где же граница между игрой на читательских нервах и литературой правды? "Мы ненавидим войну - в своих произведениях. Это верно и сегодня. Но не слишком ли заметна стала наша "профессиональная", писательская любовь к нашей памяти военной? И отсюда - пугающая легкость писания. О войне не должно писаться легко. Трудно писаться, трудно рождаться должно слово о войне. Через действительную боль, действительное страдание - которые, только прикоснись, сразу ощущаешь в глубинах народной памяти. Это и есть плата за право писать о войне..." Это слова Алеся Адамовича из выступления перед участниками "круглого стола", организованного журналом "Дружба народов". Анатомия бесчеловечности... Писать об этом - значит взять на себя величайшую ответственность и тяжелую психологическую ношу. Народ, прошедший ад войны, изменяется. Так же, как и отдельный человек. Я слышала, что из так называемых пограничных состояний иногда может вывести человека только шоковая терапия. Такую роль может выполнять и искусство, в основе которого - правда. И "литература шока", к которой, например, причисляли и "Карателей" Алеся Адамовича. Можно взвешивать аргументы "за" и "против", но без такой литературы не утонет ли наше сознание в обывательском покое, в переживаниях по "Санта-Барбаре"? Алесь Адамович посмертно получил две премии - имени Сахарова и от Международного литфонда "За честь и достоинство таланта". Символ последней - статуэтка Дон Кихота - это грустный символ всей честной литературы всех времен и народов. Мельницы масс-культуры равнодушно перемалывают сознания целых поколений, и чего потом удивляться, что так легко насадить какие-то стереотипы, заставить поверить миллионы в то, во что, казалось бы, отдельному более-менее умному человеку и поверить-то невозможно. В книге воспоминаний Алеся Адамовича "Vixi" ("Прожито") есть эпизод: мать писателя, бывшая партизанка, подпольщица, отказывается подтверждать сотрудникам НКВД, что соседи-полицаи доносили на ее семью. Она не хочет продолжать зло в мире. И сын-писатель только через годы понимает ее: нужно прерывать цепь злобы хотя бы на своем участочке. Похожее рассказывают и о Сергее Ивановиче Граховском: он не хотел мстить даже тем, благодаря чьим доносам оказался в лагерях.
Усе праходзiць, быццам дождж няроуны, - I боль, i злосць, i дробная брыда, А застаецца важны i галоуны I самы светлы талент - дабрата.
Тот, кто постиг эту истину, имеет право на то, чтобы его слушал народ. Хотя именно такие голоса народ чаще всего и не слышит из-за хора многочисленных "развлекателей". «Советская Белоруссия» № 192 14.10.2003 http://sb.by/
|
"...А песня будзе жыць!"
Сёння Сяргею Iванавiчу Грахоўскаму споўнiлася б 90 год. Да сваёй юбiлейнай даты ён не дажыў усяго некалькi месяцаў. У апошнiя свае гады, ужо нямоглы, Сяргей Iванавiч доўга ўздыхаў, атрымаўшы запрашэнне землякоў наведацца на сваю радзiму - у Глуск. - Здаецца, на крылах паляцеў бы... Але дзе тыя крылы, калi за парог амаль не выходжу? Праз некалькi дзён, па вяртаннi з вандроўкi, ад якой, канешне ж, не змог адмовiцца, яго было проста не пазнаць. - Бог ты мой Бог, якi я дурань, яшчэ вагаўся - ехаць цi не... Памаладзелы, нiбыта дзесяткi тры гадоў з плеч скiнуў, усхваляваны, поўны душэўнай энергii, ён расказваў i расказваў пра новае спатканне з краем свайго маленства, з лугавымi сцежкамi, дзе бегаў колiсь хлапчуком. З даўнiмi, ды жывымi пачуццямi, што спрычынiлiся да яго першых вершаваных радкоў. З дарагiмi сябрамi, каго ашчадзiў лёс, i ўспамiнамi пра тых, каго ўжо няма. Радасна дзялiўся ўражаннямi ад шматлiкiх i шчырых сустрэч з прыхiльнiкамi роднага слова i паэзii ў школах, клубах, бiблiятэках Глушчыны, дзе землякi i кiраўнiцтва раёна ў нялёгкiх клопатах пра хлеб надзённы не забываюцца на культуру, духоўнасць, прыгажосць. Непадуладны гадам рамантык не перабольшваў. Сапраўды, на яго радзiме любяць i помняць знанага паэта, якi, насуперак усiм выпрабаванням i нягодам, сам умеў любiць, быць верным i адданым усяму, чым даражыў, якi быў глыбока перакананы: "Без любовi i спагады мы вяртаемся ў каменны век". Спагаду i цеплыню дарыў ён людзям, i яны плацiлi яму тым жа. З радасцю сустракалi на радзiме, наведвалiся да яго ў Мiнск...
У гэтыя днi ў Глускiм раёне iмя Сяргея Iванавiча Грахоўскага, яго вершы гучаць паўсюль. Юбiлей выдатнага творцы - свята для ўсiх, яно адзначаецца шырока i прыгожа як свята нацыянальнай культуры. У Глуск на ўрачыстацi прыязджае сям`я паэта, дэлегацыя беларускiх пiсьменнiкаў, якiя глыбока цэняць блiскучы талент выдатнага майстра слова, дзеячы мастацтва - жывапiсец Слава Захарынскi i скульптар Павел Лук, якiя ўклалi душу i шмат творчай працы ў годнае ўшанаванне памяцi Сяргея Грахоўскага.
У самым цэнтры Глуска, пасярод прыгожага парку, якому прысвоена iмя паэта, паслязаўтра будзе адкрыты мемарыяльны знак з бронзавай дошкай-барэльефам у гонар паэта. Iмем Сяргея Iванавiча названа i вулiца райцэнтра. Адбудуцца лiтаратурна-мастацкiя iмпрэзы ў цэнтрах культуры i школах, канцэрт з удзелам сталiчных артыстаў. Палётны, звонкi голас паэта, якi чытае свае вершы, будзе лунаць у запiсу над плошчамi i вулiцамi яго горада...
Аб усiм гэтым парупiлiся, грунтоўна рыхтуючыся да свята, удзячныя землякi: шырокая грамадскасць i адмiнiстрацыя раёна на чале з прыхiльнiкам прыгожага - старшынёй райвыканкама Мiкалаем Пятровiчам Дзядзюлем, калектыў раённай газеты з яе рэдактарам, паэтам Навумам Сандамiрскiм, якiя папулярызуюць творчасць славутага земляка. Сяргей Iванавiч быў бы ўсцешаны, бачачы, як яго кнiгi бяруць у рукi старыя, маладыя i зусiм юныя чытачы. I знаходзяць у iх нешта блiзкае стану сваёй душы. Бо "адгорнутая кнiга - раскрытае акно ў свет людскiх трывог, радасцей, пакут i спадзяванняў". Гэта - яго споведзь, шлях шматпакутнага пакалення, скарбонка перажытага, убачанага, адчутага, асэнсаванага. "На самым пачатку творчага ўзлёту, - узгадваў ён, - удар чэкiсцкага грому на два дзесяцiгоддзi выбiў мяне не толькi з лiтаратуры, а з элементарнага чалавечага iснавання, мог адвучыць не толькi пiсаць, а i чытаць, помнiць, думаць, ператварыць у манкурта. Не ўдалося. Не ператварыў. Можна скалечыць фiзiчна, знiшчыць чалавека, а душа, калi яна толькi выжыве, акрыяе i яшчэ больш узбагацiцца". Багацце яго душы - на старонках шматлiкiх кнiг паэзii i прозы, дакументальных аповесцяў "Зона маўчання" i "Такiя сiнiя сцягi". У гэты вынашаных i класiчна адточаных радках - мастацкi летапiс супярэчлiвай, жорсткай эпохi, высокая праўда жыцця, без якой "ледзянее i каструбавацее душа, чарсцвее сэрца i надыходзiць здзiчэнне". А над усiм гэтым, вышэй за ўсё, - любоў да мацi-Беларусi, малiтва за яе шчасны лёс, яе светлы дзень.
Дзякуй Богу, самае страшное - ачарсцвенне сэрца - яго мiнула. Адкрытае ўсiм вятрам i трывогам, яно не адгароджвалася ад болю. Але ў iм нязменна жылi i спялiлiся пяшчота, дабрыня, удзячнасць. Цi не таму i сёння, i яшчэ доўга-доўга нам будуць патрэбны яго кнiгi? Ён сам быў - Чалавек-эпоха: прапусцiў яе грымоты-блiскавiцы i рэдкiя iмгненнi цiшынi праз глыбiнi ўласнай душы. I спяшаўся адкрыць зведаныя таямнiцы людзям.
Ён не паспеў аб нашым грозным часе
Ўсяго сказаць, усiх паэм злажыць.
Пайшоў пясняр, а песня засталася,
Памёр паэт, а песня будзе жыць!
Так афарыстычна-чаканна сказаў у свой час Сяргей Грахоўскi пра несмяротнага народнага песняра Якуба Коласа. Здаецца, гэтыя радкi з поўным правам можна аднесцi i да яго самога.
Святлана КЛIМЕНЦЕНКА.
Сяргей ГРАХОЎСКI
Дубовы лiст
Стаяць дубровы ў жнiвеньскай красе,
Ляцяць у вырай жураўлi i гусi,
Дубовы лiст, у жылках i ў расе,
Мне нагадаў абрысы Беларусi.
Яго мая кранаецца рука,
А ён нiбыта выкаваны з бронi,
I жылка кожная дубовага лiстка
Злiлася з жылкамi маёй далонi.
Пачатак
За Глускам, у глухiх барах,
Яшчэ маёй лукае рэха,
I дзень сунiцамi прапах,
Даспелi першыя арэхi,
I золкi золак на Пцiчы
Мяне штодня дадому клiча,
Дзе расцвiтаюць касачы
I дзе гады зязюля лiчыць,
Дзе каля цёмнае вады,
На вузенькiм пясчаным мысе,
Мае дзiцячыя сляды
Дасюль, магчыма, засталiся.
Я iх нiколi не знайду,
Не адпушчу я хiсткай кладкi,
А ўсё ж лячу к свайму гнязду,
К свайму адзiнаму пачатку.
***
Нас разлучалi вёрсты i гады,
I цёмныя аснежаныя далi.
Мае дарогi i мае сады
Сыпучыя снягi пазамяталi.
На ломкi пласт лажылiся пласты,
Завеi скавыталi, як шакалы.
З усiх дарог вярталiся лiсты,
А ты мяне гукала i шукала.
Iшла на поўнач, ехала на ўсход,
Мяняючы прыпынкi i вакзалы.
Мiналi днi, iшоў за годам год,
I сэрца шлях адзiны падказала.
Неспадзявана, як у снежнi гром,
Як у глухую поўнач промень сонца,
Нiбы жар-птушка з вогненным пяром,
Ты да мяне ляцела на трохтонцы.
Шчаслiвыя, да самага вiдна
Сядзелi мы, пабраўшыся за рукi,
I верылi, што толькi смерць адна
Над намi мае права на разлукi.